Я шила платье из этих нитей, а вышла кольчуга, по обыкновению.
Древняя заявка была такая: "Soul Eater. Мака|Хрона. Девочка-яд, девочка-смерть..."
Исполнение ащ.
Пишет Гость:
Исполнение ащ.
Пишет Гость:
31.07.2010 в 22:25
444 слова о безумии.
Иногда, когда тени растекаются и заполняют собой всё свободное пространство, она зажмуривается, но всё равно продолжает видеть жуткие улыбки и горящие глаза. Безумие пробирается в мозг и отпечатывается на обратной стороне век, выжигает там самое себя вечными шрамами. Она чешет глаза сначала пальцами, со временем, когда ощущения становятся всё более раздражающими, в ход идут ногти. Ничего нет, ничего, что могло бы помочь, хотя бы облегчить ЭТО – улыбки скалятся и перетекают друг в друга, глаза сверкают и пронзают мозг болью. Как избавится от этой боли, от этого невыносимого зуда, от жжения и постоянного навязчивого жужжания?
Болезненней всего – невозможность распознать смысл. Слова для неё постепенно теряют своё значение, слоги – звучание, а буквы – очертание. По разодранной ногтями коже течёт кровь, но эта боль не может облегчить ту, засевшую в глубине, до которой Хро…Хр…Х, она никак не может добраться, сколько бы не сдирала слой за слоем тонкую преграду.
Нет возможности избежать этого, нет возможности спрятаться, можно только всё глубже и глубже погружаться в беспроглядную темноту, и в момент достижения самого дна ты, как мячик, отскакиваешь от стерильно чистой поверхности, поднимаясь вверх и впитывая в себя то, что раньше причиняло боль. И тогда ты собираешь все улыбки, которые раньше резали тебя острыми гранями, а сейчас ранят других, искривляя твои собственные губы. А твои глаза впитывают всё то безумие, которое раньше находило самые отвратительные закутки твоего сознания и, освещая им твой собственный взгляд, выворачивают наизнанку – тебе кажется, что других, но на самом деле, когда в них заглядывает странная девочка с хвостиками, всё тело пронзает внезапное осознание – тебя. Поэтому ты почти не удивляешься, когда тонкие, но сильные руки прижимают тебя к груди М..М…, к её груди, и тихий шепот прорывается сквозь звучащее в твоей голове разноголосье:
- Бедная моя девочка, прости, что меня не было с тобой, моя девочка-яд. Ты ведь меня помнишь, Хрона? Ты ведь меня слышишь, Хрона?
И вот тогда все голоса вдруг замирают, больше не крича о необходимости порвать эту девчонку на мелкие куски, а из груди поднимается и застряёт где-то в горле комок, который не даёт дышать, зато губы почему-то перестают болеть; дотронувшись до них кончиками пальцев, ты понимаешь, что улыбки больше нет. Поднимаешь голову от груди М…Ма…, от её груди, пытаясь поймать её взгляд, и в тот момент, когда ты различаешь в невероятно зелёных глазах своё отражение, комок вдруг взрывается, вырываясь наружу диким воем из твоего горла и потоками слёз из глаз. И темнота заволакивает твоё сознание от переизбытка чувств, но впервые ты её не боишься, ведь тонкие крепкие руки той, что знает твоё имя держат так бережно и надёжно, и последнее, что ты уже почти не слышишь, а скорее угадываешь:
- Отдыхай, моя девочка-смерть, я буду рядом, Хрона.
И ты почему-то веришь ей, этой Ма...Маке.
URL комментарияИногда, когда тени растекаются и заполняют собой всё свободное пространство, она зажмуривается, но всё равно продолжает видеть жуткие улыбки и горящие глаза. Безумие пробирается в мозг и отпечатывается на обратной стороне век, выжигает там самое себя вечными шрамами. Она чешет глаза сначала пальцами, со временем, когда ощущения становятся всё более раздражающими, в ход идут ногти. Ничего нет, ничего, что могло бы помочь, хотя бы облегчить ЭТО – улыбки скалятся и перетекают друг в друга, глаза сверкают и пронзают мозг болью. Как избавится от этой боли, от этого невыносимого зуда, от жжения и постоянного навязчивого жужжания?
Болезненней всего – невозможность распознать смысл. Слова для неё постепенно теряют своё значение, слоги – звучание, а буквы – очертание. По разодранной ногтями коже течёт кровь, но эта боль не может облегчить ту, засевшую в глубине, до которой Хро…Хр…Х, она никак не может добраться, сколько бы не сдирала слой за слоем тонкую преграду.
Нет возможности избежать этого, нет возможности спрятаться, можно только всё глубже и глубже погружаться в беспроглядную темноту, и в момент достижения самого дна ты, как мячик, отскакиваешь от стерильно чистой поверхности, поднимаясь вверх и впитывая в себя то, что раньше причиняло боль. И тогда ты собираешь все улыбки, которые раньше резали тебя острыми гранями, а сейчас ранят других, искривляя твои собственные губы. А твои глаза впитывают всё то безумие, которое раньше находило самые отвратительные закутки твоего сознания и, освещая им твой собственный взгляд, выворачивают наизнанку – тебе кажется, что других, но на самом деле, когда в них заглядывает странная девочка с хвостиками, всё тело пронзает внезапное осознание – тебя. Поэтому ты почти не удивляешься, когда тонкие, но сильные руки прижимают тебя к груди М..М…, к её груди, и тихий шепот прорывается сквозь звучащее в твоей голове разноголосье:
- Бедная моя девочка, прости, что меня не было с тобой, моя девочка-яд. Ты ведь меня помнишь, Хрона? Ты ведь меня слышишь, Хрона?
И вот тогда все голоса вдруг замирают, больше не крича о необходимости порвать эту девчонку на мелкие куски, а из груди поднимается и застряёт где-то в горле комок, который не даёт дышать, зато губы почему-то перестают болеть; дотронувшись до них кончиками пальцев, ты понимаешь, что улыбки больше нет. Поднимаешь голову от груди М…Ма…, от её груди, пытаясь поймать её взгляд, и в тот момент, когда ты различаешь в невероятно зелёных глазах своё отражение, комок вдруг взрывается, вырываясь наружу диким воем из твоего горла и потоками слёз из глаз. И темнота заволакивает твоё сознание от переизбытка чувств, но впервые ты её не боишься, ведь тонкие крепкие руки той, что знает твоё имя держат так бережно и надёжно, и последнее, что ты уже почти не слышишь, а скорее угадываешь:
- Отдыхай, моя девочка-смерть, я буду рядом, Хрона.
И ты почему-то веришь ей, этой Ма...Маке.